[skared]

Сначала был

арт

Далее был текст

Далее был я и перевод:

Плач Локи

- Разве живое, трепещущее сердце — это не удивительно, Энтони? Мы так сильно полагаемся на него, на его равномерный стук, который помогает нам двигаться, но ты же понимаешь, что происходит, когда мы начинаем принимать что-то как должное. Совсем как если бы ты оскорбил мисс Поттс, а она перестала бы на тебя работать.
Ее пальцы проникают сквозь его кожу, как нож сквозь масло, отрывая плоть от костей. Она склоняется к его лицу, ее длинные черные волосы струятся по плечам, кончик точеного носа задевает щеку Тони, когда она шепчет ему в ухо:
- Благодарю за то, что научил меня жадности и ненависти.
Тони едва может дышать от боли, пока его жизнь утекает из него с каждым ударом сердца. Он делает судорожный вздох, и низкий стон срывается с его губ.
- Ты не существуешь, - шепчет он, и пульс барабанами бьется в его голове. Она улыбается, блестя глазами.
- И, несмотря на это, ты все-таки умираешь.
Тони следит за каплей крови, скользящей по медной проволоке: реактор медленно гаснет в ладонях женщины, и грудь Тони болезненно сжимается с каждым вдохом.
- Ты не…
- Прощай, Энтони.
У Тони темнеет в глазах, но он может поклясться, что слышит смех Локи.
De profundum tristitiam meam, descendo in nihil. Mortemihi decet.*
Давно остывшее тело истекшего кровью Тони на полу ванной обнаруживает Коулсон. В груди Старка, на месте, где был реактор, зияет жуткая дыра, и резкий запах крови забивает ноздри агента, пока он звонит по телефону.
- Что ты хочешь этим сказать? – спрашивает Фьюри. Коулсон пожимает плечами, поднимая руку ко рту, чтобы перебить запах. – Вырван с корнем?
- Вырван с корнем,- повторяет он и выходит из комнаты.
Коулсон не то, чтобы не любил Тони. Он больше всего не любил, когда ему бросали вызов, но вечное желание Тони подтвердить свою браваду задевало какие-то струны души агента.
Через час Пеппер уже дает официальные показания: на ее щеках блестят влажные дорожки от непрекращающихся слез. Она рассказывает о темноволосой женщине, пришедшей домой вместе со Старком. Коулсон все еще здесь, он и сам не знает, почему и зачем. Ему нравится думать, что своим присутствием он хоть немного поддержит друзей Тони в этот скорбный час, прекрасно понимая, что бывает горе, которое не унять.
- Могу ли я побеседовать с тобой наедине, сын Коула? – тон Тора удивительно мягок, и Коулсон даже немного теряется, увидев, что бог облачен в траур, а обычно распущенные волосы собраны в хвост. Агент молча кивает и следует за Тором в одну из гостевых комнат.
- Я уверен, что это дело рук моего брата, - после долгого молчания произносит Тор. Коулсон не может сдержать удивления.
- Локи?
Тор печально кивает.
- Та женщина, прошлой ночью – уж слишком она схожа с тем обликом, который принимает мой брат. Я узнаю ее где угодно: слишком уж часто я попадался на такую уловку. Но раньше то было лишь в шутку, а не по злому умыслу.
- Тор, где нам его искать?
- Не ведаю, хоть бы и желал знать. Но он на этом не остановится. То, что он забрал сердце Тони, служит только началом: он отправится за взором Клинта, верностью Стивена, хладнокровием Брюса. Он собирает свои преимущества, и что-то замыслил, я уверен в этом.
Коулсон вздыхает и скрещивает руки на груди: если это действительно Локи сум Лара, они серьезно влипли.
- Что мы можем сделать, чтобы обеспечить безопасность всех остальных?
Тор кладет свою большую ладонь на плечо агента, так, что у того даже слегка подгибаются колени.
- Его не остановишь ничем, кроме поимки. Желаю удачи, он очень искусен.
Коулсон наблюдает за удаляющейся спиной Тора, не в силах избавиться от неприятного ощущения, поселившегося внутри.
Проходя мимо Пеппер, Коулсон пожимает ей руку и дает Ситвеллу знак встретить его на кухне.
— Одора закончила наброски, она сейчас поедет на базу, чтобы составить фоторобот. – Ситвелл кивает в сторону темноволосой русской художницы, приехавшей вместе с ним. – Где-то через час мы поймем, с чем имеем дело.
- Тор опознал ее, - просто говорит Коулсон, не давая никаких других пояснений, и Ситвелл больше не задает вопросов. – Отправляйся на базу и дай мне знать, когда у вас появится законченный образ.
Ситвелл кивает, и через несколько минут уходит, оставляя место преступления на Коулсона и бригаду медиков.
- Я никогда ничего подобного не видела, - говорит доктор, входя в комнату. Коулсон поднимает брови.
- Чего именно?
- Всего. Его кожа, похоже, порвана, разодрана на куски — совсем как если бы дуговой реактор был вырван из его груди голыми руками, что с практической точки зрения невозможно из-за степени прочности кожного покрова на разрыв.
Коулсону остается только нахмуриться.
- А что, если я скажу, что это не только возможно, но и наиболее вероятно? – спрашивает Коулсон, засовывая руки в карманы. Доктор некоторое время думает, прежде чем пожать плечами.
- Я думаю, у вас, ребята, есть до фига такого, что мы понять не способны, – с мрачным смешком отвечает она.
Коулсону нечего ответить на это — просто потому, что она, в общем-то, права, — так что он просто пожимает плечами и уходит.
На то, чтобы выйти из особняка и сесть в машину, у него уходит десять минут. Всё это время его терзает ощущение, что за ним следит призрак. Когда до него доходит, кто это, по его спине бежит неприятный холодок.
- Локи, - выдыхает он, крепче сжимая руль.
- Сын Коула, - с пассажирского места доносится хихиканье Локи, - все слишком долго шло к нашей встрече.
- Тебя здесь нет, - говорит Коулсон, косясь на пустое пассажирское сиденье, - а раз так, ты меня не волнуешь.
- А твое тело думает совсем иначе, - доносится моментальный ответ. - Однако можешь быть уверен, что я не собираюсь наносить тебе физический вред. – Локи тянется к агенту, чтобы скользнуть пальцем по челюсти. С глубоким вздохом склоняется ближе. – Я пришел лишь для того, чтобы показать тебе, что ты не должен наивно полагать, будто сможешь наблюдать за мной, отследить или найти меня, если я хочу остаться незамеченным. Я могу разорвать в клочья каждого из вас, и вы не заметите ничего, кроме неясной тени. Вы все… зависите от меня, каждый член вашей жалкой расы.
Сердце Коулсона колотится как бешеное, но годы тренировок научили его, как действовать в подобных ситуациях, так что он просто делает глубокий вдох и спрашивает:
- Еще что-нибудь?
- Ты знаешь, он так умолял: молил о пощаде перед тем, как я вырвал его сердце. Я думаю, так будет со всеми. Я слышал, ты довольно шустер, Филлип: но успеешь ли ты провернуть свои трюки прежде, чем я примусь за свои?
Коулсон стискивает зубы.
- У Тони Старка было много разных качеств, Локи. Но трусость в их число не входила.
- Пусть так, – улыбается Локи, неожиданно материализуясь перед водительской дверью. – Истинная природа человеческой души раскрывается в последние мгновения жизни: Энтони Старк ее не имел, так что тут нечего и гадать.
Воздух мутнеет, и, прежде чем Коулсон успевает сказать хоть слово в ответ, он снова остается один: целый и невредимый, за исключением разве что вспотевших ладоней.
Невредим.
Почему?
Все, что он знал, так это то, что им нужно собрать всех в безопасном месте и выработать стратегию войны с человеком без лица.
Neque timendum mortem. Proego saluto illud aequo.
*Из глубин своей скорби я спускаюсь в ничто. Я сам становлюсь смертью.
** Я не страшусь смерти. Напротив, я встречаю её, как друга.